«Лукашенко не готов уехать в Ростов на почетную пенсию, он идет ва-банк»

Зачем России нужна военная база в Беларуси? Научный сотрудник философского факультета Карлова университета, эксперт iSANS обсудил военное сотрудничество Москвы и Минска с одним из известных российских военных экспертов Павлом Лузиным. Морозов: До политического кризиса в Беларуси всё, что касалось военного сотрудничества России и Беларуси, находилось в контексте торможения в целом всей интеграции, потому что Александр Лукашенко, – во всяком случае после 15-го года, с момента, когда были сняты санкции – активно ориентировался на контракты и взаимодействие не только с Россией, но и с другими странами. И, собственно говоря, именно это и привело к тому, что Дмитрий Медведев в декабре 2018 года резко атаковал Лукашенко. После чего у Лукашенко еще в течение полугода продолжалась достаточно активная антироссийская риторика. И довольно вызывающие действия в отношении Москвы. Теперь в результате политического кризиса пирамида перевернулась, и многие вопросы, которые, в общем, были подморожены, они привлекают большое внимание. И среди них вопрос о военном и военно-техническом сотрудничестве между Россией и Беларусью. Какова сейчас в целом ситуация вокруг этого военного и военно-технического сотрудничества между Россией и Беларусью, на ваш взгляд? Лузин: Для начала, действительно, имеет смысл вернуться в ситуацию 2018 – начала 2020 годов, когда тема углубления интеграции вновь активизирована Россией. Это было сделано не на пустом месте. Насколько я могу судить по косвенным признакам и отрывочным свидетельствам, у российской власти было совершенно четкое понимание, что у Лукашенко кончаются деньги. В Кремле считали, что лояльность электората ему станет очень сложно покупать. Этой ситуацией Россия и хотела воспользоваться. Политический кризис в Беларуси ожидался. Разумеется, не были понятны его формы, его масштабы, но Россия была готова работать, и она готовила почву для работы с белорусской оппозицией: и с Бабарико, и с Тихановским. со многими игроками. Задача была не в том, чтобы поглотить Беларусь, не в «аншлюсе». А в том, чтобы Беларусь оставалась в орбите России политически, но в первую очередь, конечно, через экономические рычаги. Москва намеревалась выжать максимум. Но выжать не получилось в полной мере, Лукашенко в 2018–19-м начал показывать зубы Москве. А в 2021 году показал, что готов пойти и на полный разрыв с Западом, но Путину он так просто себя сдать не готов. То есть он не готов уехать в Ростов на почетную пенсию, он идет ва-банк. Конечно, здесь первый пункт — это экономика. То есть приобретение экономических активов либо другие рычаги давления на экономику Беларуси. А второй аспект – это военно-техническое сотрудничество. Но здесь, в военно-техническом сотрудничестве, есть один парадокс. Если мы возьмем военную продукцию, а здесь речь почти исключительно о тягачах, то Россия – основной покупатель. Вторым покупателем какое-то время назад был Китай, но Китай технологии смог скопировать и каким-то своим путем пошел. Но парадокс в том, что политика импортозамещения, которую Россия начала реализовывать с 2014 года, она коснулась и Беларуси в том числе. То есть Россия не хотела бы зависеть от Беларуси в том, что касается поставок ракетных тягачей, например. И даже заводом КАМАЗ были предприняты попытки сделать линейку тягачей вплоть до носителей ЯРСов, «Тополей» и так далее. У КАМАЗа, кстати, не очень получилось на сегодняшний день, но так или иначе программа-то НИОКР ведется. И это значит что? Это значит, что Россия не будет нуждаться в Беларуси как в поставщике хоть небольшого, но очень важного сегмента военной техники. И это одна сторона вопроса. Вторая сторона: военное присутствие России в виде РЛС «Волга» и узла дальней связи Военно-морского флота в Вилейке, ей объективно, в сугубо военном смысле, уже не нужно, потому что Россия на своей территории всю эту инфраструктуру давно продублировала – и РЛС по периметру на российской территории стоят, и узлы связи находятся на российской территории. И Россия хотела бы конвертировать это военное присутствие в общевойсковую базу. Как это было сделано, например, в Киргизии, где несколько военных объектов она трансформировала в объединенную российскую военную базу с центром в Канте. То же самое в Армении — там общевойсковая база. То же самое в Абхазии, Южной Осетии. Общевойсковая база дает более гибкое присутствие, потому что она позволяет вмешаться во внутриполитический процесс в случае каких-то эксцессов. Как мы это видели, кстати, в Крыму в 2014 году: наличие базы Черноморского флота, которое позволило масштабировать российское военное присутствие. И, очевидно, что полноценная база с точки зрения политической перспективы — с Лукашенко, без Лукашенко, с парламентской республикой или с президентской – в любом случае база – это фактор внешнеполитического влияния России на ситуацию в Беларуси. Но есть еще один момент, для которого база была бы нужна России в такой долгосрочной перспективе. На случай полноценного конфликта с НАТО, потому что этот сценарий со счетов сбрасывать нельзя. Ведь имеется сценарий балтийской операции, которая призвана была бы не аннексировать, естественно, страны Балтии, а разрушить блок НАТО политически. Пока поляки бы ждали прибытия в Гданьск американского десанта, разгром войск НАТО в странах Балтии был бы очевиден, и никто бы за них не успел вступиться. А после этого Россия могла бы спокойно войска вывести, провести какую-нибудь международную конференцию а-ля «Венский конгресс» и всё. Нельзя забывать, что Москва ориентируется на то, что НАТО должно быть демонтировано, а Россия должна вернуть себе место одного из ключевых гарантов европейской безопасности. И проект нового договора о европейской безопасности, который предлагал еще Дмитрий Медведев, он убран под сукно, но он не выброшен в мусорную корзину, он существует. Иначе говоря, стратегия Москвы такова: мы не хотим зависеть от Беларуси реально, в военно-техническом отношении, но мы хотим иметь возможность проецировать силу и в Беларусь, и – в случае конфликта с НАТО – в Балтию. И в том числе для защиты Калининграда, и в том числе, чтобы давить на Сувалкский коридор. И тем самым иметь возможность влиять на всю ситуацию в Восточной Европе в целом. Не обязательно, чтобы воевать, я подчеркну, но чтобы иметь рычаг давления на европейцев, чтобы вбивать клин в трансатлантическое единство. Морозов: На этом фоне как надо рассматривать создание учебных центров? Это путь к базе или, наоборот, это форма со стороны Александра Лукашенко блокирования самой идеи базы? Лузин: Насколько я вижу, Лукашенко всеми силам сопротивляется интеграции белорусских вооруженных сил в российские вооруженные силы,. Он сопротивляется, он постоянно придумывает какие-то эрзацы: то у нас совместная (официально совместная) система ПВО/ПРО, но в реальности каждый, так скажем, правитель – и Россия с одной стороны, и Беларусь, с другой, – она свой участок контролирует. Российские генералы не командуют белорусской системой ПВО/ПРО, хотя там изначально и такие разговоры шли. Вот эти учебные центры – это тоже эрзац. Ведь тема военной базы существует уже несколько лет – то база ВВС, то общевойсковая. И Лукашенко после каждой встречи с Путиным, когда дает брифинг своим журналистам, даже если они его не спрашивают об этом, постоянно говорит: «Нет, вопрос военной базы не поднимался». То есть для него это болезненный момент. Плюс еще, согласно некоторым источникам, после 2014 года Лукашенко глубоко почистил армейский генералитет . Я не могу подтвердить или опровергнуть эту информацию, но такие действия представляются логичными. Лукашенко понимал, что белорусский генералитет – это люди, которые учились в Москве. Часть людей еще училась в советской системе. Сейчас таких людей меньше объективно, потому что советский офицерский корпус он растворяется естественным образом, это нормальный процесс. Лукашенко опасался того, что армия просто будет в большей степени пророссийской, чем пробелорусской. И, насколько я понимаю, в белорусской армии, может быть, не в полной мере, но есть консенсус, что Беларусь должна быть независимым государством. И, соответственно, Лукашенко сопротивляется военной базе, но он имеет в том числе и поддержку внутри, внутри аппарата, внутри военного истеблишмента, имеет поддержку этого курса. – что мы будем любые эрзацы производить, но мы будем независимыми… Риторически Лукашенко говорит: «мы готовы в любой момент ваши войска у себя разместить», но тут же совершенно четкий подтекст: «Ребята, вы будете здесь размещены только в случае войны с НАТО, но вы не будете здесь размещены для того, чтобы мне выкручивать руки во внутриполитических процессах. Я буду контролировать сам этот процесс, я буду передавать власть – если и когда я будут это делать – самостоятельно». Морозов: Хочу спросить вот о чем. Когда мы наблюдали политику Кремля в отношении Украины в 2014 году и позже, то мы хорошо видели, что у Кремля есть не просто какие-то операторы, а лица, которые очень активно проводят определённую такую стратегию, которая действительно там имела форму «Новороссии» и подобных идей. И это были статусные кремлевские люди. А кто вообще со стороны Москвы выступает каким-то носителем последовательной стратегии в отношении Беларуси? Я имею в виду в целом и политическую и военную, в целом геополитическую сторону. т.е. видите ли вы такие такие фигуры или их нет? Лузин: У нас постсоветским пространством, особенно восточно-европейской его частью, занимается Дмитрий Козак. И мне кажется также неслучайным назначение послом Евгения Лукьянова в марте 2021 года. Это человек из внешней разведки, судя по его открытой биографии, и у него есть совершенно чёткая специализация в этой деятельности — это контроль теневых финансовых цепочек, отмывочных схем. Он этим занимался в Латвии, как говорят. Логично предположить, что его перевод в Беларусь имеет задачей следить за тем, куда белорусская элита выводит капиталы. У Лукьянова задача вполне прикладная, так скажем, отследить все цепочки финансовых коммуникации между Беларусью и Европой и в общем-то не дать этими цепочками воспользоваться. Морозов: Мне нравится эта интерпретация. Если принять её, то легче объяснить историю с Виктором Шейманом. Это встречный жест Лукашенко. Поскольку Александру Григорьевичу теперь надо активнее защищать свои цепочки от такого человека как Лукьянов. Все эти свои коридоры, созданные за 20-25 лет — в Латинскую Америку, и в Катар, и на Ближний Восток. Лузин: Если вернуться к российской стратегии в отношении к Беларуси, то ее можно описать одной фразой: «не допустить создания АНТИ-РОССИИ». И Украина, и Беларусь для российской системы власти имеют очень важное значение. Об этом кстати Путин написал в своей последней статье про братство народов. Там же ключевой смысл не в братстве народов. Братство мало кого на самом деле волнует. Ключевой смысл в термине «анти-Россия». Ни Украина, ни Беларусь не должны служить источниками АЛЬТЕРНАТИВ для порядка, который есть внутри России. Не дай Бог в Украине или в Беларуси случится какая-то «демократия», какие-то «реформы». Это будет репутационная катастрофа для российской системы. Морозов: Вернусь к военно-техническому сотрудничеству. До политического кризиса Лукашенко, как известно, продавал военное снаряжение и технику не только в Россию, но и в ряд других стран. Санкции парализуют эти возможности? Или нет? Лузин: Уверенно сказать о последствиях санкций можно будет, когда опубликуют данные по рынку вооружений за 2020 год. А эти данные будут в полной мере понятны в 2022 году, когда СИПРИ (SIPRI) соберет данные, когда выйдет сборник Military Balance, но он выходит не за прошлый год с колес, а как бы за позапрошлый год. Но я бы сказал, что не стоит сильно преувеличивать значение этого оружейного экспорта для устойчивости Беларуси. Потому что опять же это идёт со складов в массе своей. Это часто идёт модернизация советской техники. И я думаю, что возможен какой-то дисконт, может, какие-то контракты сорвутся, но европейские санкции против Беларуси не должны на сегодняшний день, как я это вижу, сильно вот оружейный белорусский экспорт подорвать. То, что Беларусь поставляла вовне — это обычные вооружения собственного производства, как реактивная система залпового огня Полонез, которая экспортировалась в Азербайджан. Плюс стрелковое оружие и легкая бронетехника, что называется складов. Это в основном слегка модернизированная советская техника в страны Африки и Азии. Страны, которые покупают белорусское оружие, они не очень сильно зависят от европейского мнения. Плюс там могут быть теневые схемы, через посредника, через российские порты. В общем справятся. Но другое дело, что покупатели начнут белорусам выкручивать руки под предлогом санкций, то есть требовать дисконта дополнительного. Это, конечно, удар по доходам, которые в то же время не так уж велики в сравнении с другими экспортерами вооружений — десятки миллионов долларов в год. Морозов: В 2021 году было заметно, что начались активные встречи военных руководителей двух стран, совещания Генштабов, встречи генералитета, совещания. Эта активизация к чему должна привести на ваш взгляд? Лузин: Для российского военного истеблишмента это все имеет значение в двух направлениях. О первом я сказал: это возможность проведения «балтийской операции». А второй: украинский конфликт хотя и кажется замороженным, но стрельба на линии соприкосновения идет. Российские войска с Донбасса никуда не делись, они там есть. И в случае какого-то обострения российская военная операция против Украины нуждается в поддержке со стороны Беларуси. Военная тревога весны, когда Путин выбил маневрами на границе с Украиной звонок Байдена, это ведь большой успех Кремля. Эта форма давления сработала. И поскольку ничего не закончилось в военном отношении против Украины, нельзя исключать, что в какой-то момент против украинской армии потребуется поддержка не только с востока и с юга, но и с севера. И в этом стратегический смысл всей этой интеграционной военной активности для Москвы. Морозов: Вот есть сейчас такое убеждение, что все последние эпизоды — с захватом самолета, эпизод с организацией миграционного кризиса, что это уже не просто действия Лукашенко, а некие совместные действия российских и беларусских спецслужб. И в планировании всего этого участвует СВР или ФСБ. А многие убеждены, что такие сложные операции вообще не могли быть придуманы беларусскими спецслужбами и это дело Москвы. Что вы думаете? Лузин: Я бы не недооценивал спецслужбы Лукашенко и способность его аппарата к планированию таких операций. Понимаете, все-таки он находится у власти 27 лет, демонстрирует чудеса политической выживаемости. Опять же, видя как он жёстко торгуется с Путиным, постоянно мастерски изворачивается. На мой взгляд, белорусские спецслужбы такие операции, как с самолетом Ryanair, проводят самостоятельно. Недооценивать Лукашенко не стоит. Тем более, что его спецслужбы — это инфраструктура для теневых потоков средств, а тем самым гарантия благосостояния белорусской элиты вне зависимости от того, какова ситуация здесь и сейчас. Морозов: В итоге как вы думаете, добьётся ли Кремль этой военной базы на территории Беларуси? И, если да, то за счёт чего вообще это возможно? В начале политического кризиса многие писали, что Путин может раздавить Лукашенко одним щелчком. Но сейчас, когда мы открываем откровенно кремлевские медиа, мы видим статьи о том, что Кремль так и не смог воспользоваться кризисом в полной мере, а Лукашенко уверенно манипулирует Путиным. Здесь возникает какой-то парадокс… Лузин: Ну, во-первых, Кремль особо не спешит. Я всегда стараюсь находиться на позициях системного анализа, материального анализа. Я в психологию стараюсь никогда не залезать, потому что я не психолог. Я допускаю, что здесь что-то есть личное между Путиным и Лукашенко. Но я исключаю всегда это из своего анализа, потому что я в этом не специалист. А если смотреть на системные факторы. Я думаю, Россия намерена получить базу. Получит она или нет — я не могу сказать. Потому что Путину ведь надо это сделать так, чтобы не получить ещё один пакет санкций. Кремлю в этом смысле выгоден масштабный гуманитарный кризис в Беларуси. Тогда можно будет сказать Западу «вот, мы исполняем свой долг перед союзным государством», поэтому введены войска. Кремль не спешит, но будет стремиться эту цель достичь.