Венедиктов: Лукашенко понимает, что возникают другие риски. Кто скорее возьмет Минск: Москва или Берлин

Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов в эфире передачи "Будем наблюдать" о планах Путина "на инкорпорирование Беларуси либо в состав России, либо в общее государство". ― Известная история, она тянется несколько последних лет. История с моей точки зрения заключается в том, что перед продлением своих полномочий следующих Владимиру Путину нужно вызвать восторг и счастье, как он вызвал восторг и счастье, присоединив Крым. И этот восторг и счастье означает объединение с Беларусью. Один из вариантов. Во всяком случае, самый видный, на поверхности. Восстановление империи. Тогда это был в 14-м году Крым, а в 23-24 году это будет союз России и Беларуси с единым всем, единым президентом, единой валютой, единым газовым рынком. И так далее. Собственно говоря, все, что он сейчас делает по отношению к Минску, я бы назвал словом "подкрадываемся". Лихим кавалерийским налетом в декабре 2019, январе 2020 года — не удалось так шугануть белорусское руководство. Я напомню, что был до этого в 2018 году назначен Михаил Иванович Бабич. Человек генеральской формы, который начал, в том числе как мне рассказывали в посольстве проводить встречи с командующими белорусскими округами военными. То есть он эту самую военную элиту возможно и спецслужбистскую элиту кормил, поил и обаял. И это был уникальный случай, когда Лукашенко потребовал от Путина забрать посла. Было сочтено, что ну, да, не удалось. Это раз. Второе, было подготовлена 31 карта дорожная по объединению такого рынка, сякого. Унификации налогов. Политическая унификация, финансовая. И это было главным. И, собственно говоря, об этом Лукашенко говорил мне в интервью в декабре 2019 года, можете зайти на сайт посмотреть. Здесь он опять встал в стоп, и опять не удалось. То есть кавалерийский наскок не удался. Конечно, события августа 2020 года, президентские выборы в Беларуси, последующие события, прежде всего значительное сопротивление значительной части белорусского народа результатам выборов привело к тому, что, конечно, Лукашенко внутри ослабел. Но к этому времени РФ уже иначе смотрела на инкорпорирование Беларуси либо в состав, либо в общее государство. На самом деле не имеет значения. Понятно, что это такое — собираем империю. И поэтому будем подкрадываться. Что Путин в 24-м году может продать своему ядерному электорату? Ну может чуть газ подрасти с нефтью, немножко доходов. Еще по тысяче рублей. Ну это каждые выборы делается или по 10 тысяч рублей. Большие деньги, между прочим, напрасно, для многих это большие деньги. Но это уже, нет новации. Но восторг и любовь, я говорю, что после того как Крым был присоединен, я помню, что впервые Путин получил в Москве больше половины. До 14-го года Путин никогда в Москве не получал больше 50% голосов. Пришедших. После Крыма, то есть этот имперский звук он есть. В душах. Это постимперский синдром, как угодно называй. У очень многих людей. Ай, молодец. И вот ему к 24-м году нужно что-то: ай, молодец. И вот на поверхности я думаю, что одним из вариантов является, тем более народ он войны не хочет, не хочет войны с Украиной, вообще воевать не хочет. Он вообще гробы получать не хочет. Война штука такая. Безвоенный захват Крыма – это о-го-го. Почти без жертв. В момент операции. А воевать где-то куда-то в сторону чего у нас, Одессы. Туда по побережью. Или на Харьков. Это будут гробы. ― Значит нужно… ― Значит нужно о-го-го. ― …какой-то аншлюс. ― Так я про это и говорю. Нет, что такое аншлюс. Аншлюс это еще ответ населения, не надо забывать, что население аншлюс приветствовало. В 38-м году тоже. ― А как получить без приветствия? ― Вот. Не российское население покупать, а белорусское население покупать. Ну и белорусскую элиту, естественно. Руководство армии, руководство спецслужб. То есть вот эти столпы, на которые опирается сейчас Лукашенко. Не на общественные организации, не на парламент, понятно. Поэтому я думаю, что одной из этих тетрадей, которые Лукашенко вынужден был подписать – это углубление военного сотрудничества. Сейчас пойдут совместные учения, обучение в Генштабе Российской академии и Генштаба РФ молодых белорусских офицеров. Расположение наших и так далее. И вот это одна из тех «дорожных карт», на которые я обратил отдельное внимание. Да, политические карты были изъяты из этого. Объединение, создание общих органов, надорганов власти. Но военная карта осталась. Почему? – потому что Лукашенко понимает, он же понимает, он же не идиот, что никакой угрозы со стороны Польши, Латвии, Литвы, Германии для Беларуси нет. Вторжения я имею в виду. ― Для него это хороший танец замечательный. ― Нет. Для него это не хороший танец. Для него это плохой танец. Потому что ну вам угрожают, Александр Григорьевич, давай мы пару дивизий разместим у тебя под Минском. Российских. Смотри, как натовцы делают. Они берут 400 американских солдат и размещают их в Польше. И тогда нападение на Польшу и гибель американских солдат гипотетическая вызовет понятно какую реакцию США. А давай мы как они. Давай мы поставим туда пару батальонов. Да нет – рот. Наших погранцов поставим. Как в Армении. Напомню я. Кто же полезет-то на российских погранцов-то, например. Это же как объявить войну. Цхинвали – ну-ка вспомните миротворцев. «Казус белли» где был. ― Это кому-то можно, кому-то нельзя. ― Об этом идет речь. Раньше было нельзя, а теперь можно. И вот эта история ему не сильно нравится, насколько я знаю. Хотя он про это очень громогласно говорит. Но она ему не сильно нравится, потому что он умный и он понимает, что тогда возникают другие риски. Кто скорее возьмет Минск. Москва или Берлин. Не надо из него делать идиота. Это неправильно. И вот эти переговоры были очень сложные. Мало кто обратил внимание – вот переговоры, вот они по видеоконференции, подписали все как надо. Красиво говорили, мол, чего меня в Крым не зовете. Песков тут же поправил: как, у вас действующее приглашение, Александр Григорьевич, лежит, никем не отмененное. Тем не менее, поговорили. А что происходит потом? Сразу после этого. ― Что? ― Телефонные звонки. А теперь все свободны, а мы поговорим один на один. И один человек мне сказал, что полтора часа говорили, другой – три с половиной Неважно. Они после, когда флаги, бубны, эти ура-парады – а потом раз — и продолжали разговаривать. ― Это почти сценарий присоединения Прибалтики. Базы, договоры. ― Да, возможно и так. Ползуче, конечно. Подкрадываемся же. ― Пока Лукашенко так уконтрапупил свой народ, который протестовал, все там тихо-спокойно как бы, значит можно и теперь ползуче, как-то спокойно без опасности каких-то взрывов… ― Надо понимать, что он этого не хочет. Ну что за упрощение. ― Кто не хочет? ― Лукашенко. Лукашенко хочет остаться либо суверенным руководителем Беларуси, именно поэтому он вдруг назначает референдум на февраль 22-го года. Хотя сначала был февраль 21-го года. А потом он вообще эту дату начал уносить куда-то. Он хочет закрепить суверенность Беларуси, хочет остаться первым лицом. И внутри союзного государства, если произойдет что-то в 23-24-м годах, он хочет занять позицию два, а то и один. Он понимает, что позицию один не займет, пока Владимир Владимирович жив и здоров. Ну занять два и потом прыгнуть. А мы подползаем. Потому что задачи разные. У Путина задача – восстановление в глазах людей того... постимперского синдрома... и вот мы вернули кусок. Ну неважно как это будет оформлено. Как союзное государство – пожалуйста, необязательно включать в РФ. Это мы уже пережили. Ну вот, пожалуйста. И все радуйтесь и говорите мне «спасибо». А у Лукашенко задача – стать первым. Или остаться первым. Что одно и то же. И поэтому, поскольку у них разные задачи, еще раз – у них разные задачи; еще раз — я уверен, что у них разные задачи; еще раз — я знаю, что у них разные задачи. То этот процесс будет идти со скрипом. Но ресурсов у Путина сейчас много больше, чем было до августа 2020 года. ― Все-таки интересная стратегия, приобрести за счет какого-то фокуса 24-го года, какой-то межгалактический геморрой. ― Какой геморрой? Там народ за референдум проголосует. Посчитаем, все как надо. ― Как в августе посчитают. Примерно так. ― Я не знаю. Но какой-то взаимный референдум. Мы еще посмотрим, как Москва проголосует.